Ведуньин Двор - Страница 3

— Да о чём ты, Велиславна? Кто в ножки кинется? Зачем?

— Зачем? Вот когда станешь собственного двора достойна, когда обживёшь его— узнаешь! Тебя бояться должны, бояться и уважать, за две дюжины шагов шапку ломать да в пояс кланяться! А кто не поклонится — тому чирей на зад! Враз почтения тогда-то прибавится! Мало я тебя учила?

— Почтения прибавится? С чего ради? Да и что с тем задом, вот если на нос…

— На нос нельзя — бабе красота первая вещь, будто сама не знаешь? Испугаться испугается, но и возненавидит. А на зад самое то. Мужик же всякого-такого боится до смерти, хоть и вида не показывает — стыдно с чирьем на заднице-то ходить да больно, дружки засмеют! Знаешь, сколько сестрица твоя средняя, Добронега Вольховна, таких вот вещей лечит?

Анея знала.

— Одним словом, Анеюшка, — ехидно почти пропела старая ведунья, — зря ты сюда наведалась. Понимаю, понимаю, ошибку мою ждёшь, порадоваться промаху хочешь. Силушки в тебе хоть отбавляй, а уверенности, что именно ты первая чародейка в землях наших, — нету. Двора своего по сю пору не нажила! Слова-то тебе все правильные говорят, а внутри ты сама — не веришь. Потому и за мной таскаешься, аки репей на хвосте.

Двора своего не нажила…

Верно говорит старая ведунья. Нет у Анеи своего двора. Да и с чего б ему взяться? Тот, где Верея сейчас живёт-поживает, Зорю с Ольгом уму-разуму учит — этот двор издавна передавался по наследству от одной чародейки к другой. Не всегда сильнейшей, но всегда — одной из сильнейших. И обязательно — самой страшной, кого боялась вся земля.

Кого боятся все, а она не боится никого. И делает, что дóлжно, когда надо — спасает, а когда надо — жизни лишает.

Кто жилы режет и кости дробит, и ножом, и магией, не спрашивая «больно?».

Кто испытывает, и горе тем, кто испытание не пройдёт.

Кто знает дорожку в смерть и из смерти.

И если человека начнёт мучить, со света сживать дикая сила, с какой ему не справиться, да так не справиться, что других вокруг себя пожечь может, — для него и от него единственное спасение эта самая страшная ведунья.

Жуткое дело — Анея поёжилась. Дважды при ней управлялась с такими старая Велиславна, творила тех, кто не погибелью для людей родного языка станет, но защитой. Бр-р! До сих пор ужас пробирает…

Ей самой, Анее Вольховне, солоно на том дворе пришлось, ой как солоно!.. Так зачем это ей всё? Нет уж, лучше так, как сестрица Добронега — от града ко граду ходить, людям помогать, болезни отводить. Или как сестрица Предслава — на переднем краю, на самой границе, охранять, защищать, если что — так и в драку. А на дворе этом жутком сидеть?..

— Смотри, — вдруг проговорила Анея, точно и не слыша насмешки былой наставницы. — Смотри, Верея Велиславна, вон он — зрячий-то! Не усидел в засаде, высунулся!..

Старуха вскинула голову, сощурилась.

— Ну да, высунулся. Эвон, в плаще чёрном, да в шляпе этакой смешной, как труба круглая.

— Силён, зараза, — прошипела Анея, сжимая кулаки. — Насквозь зрит! И холод в нём. Такой холод, что… — она не закончила, лишь потрясла головой.

— Нет, — ледяным тоном сказала Верея. — Плохо я тебя учила. Драла мало. Что значит «холод такой»? Истинная ведунья – она в корень зрит, в сердцевину, суть видит! Как ты чары сплетёшь, коль нужно будет по-настоящему кровь ему в гниль обратить? Со свету сжить? Чтобы занемог, чтобы не встать ему было? А ты что? «Холод такой» — и всё?

— Наставница… — обмерла Анея Вольховна. — Зачем?! Сама же знаешь, эти чары держи — не удержишь, вырвется лихоманка на волю, сколько людей с того помрёт! Болесть, она ведь не разбирает, где свои, где чужие, что войско вражье, где просто жители!

— Вот потому-то, — Верея внушительно откашлялась, — и отдали мне ребятишек учить, не тебе. Нет в тебе настоящей силы, Анея. Злость есть, да и та по верхам, а настоящей, глубинной ненависти, да и ярости чистой — нету. Вот только на злости мелкой далеко не уедешь, милая. Рановато ты от меня ушла, девонька. Ты на меня злилась только, а должна была уметь и возненавидеть по-настоящему. Тогда у наставницы с ученицей всё получается, когда чувства настоящие меж ними. И любовь, и ненависть. Всё вместе. Как в жизни.

Анея не ответила. Замерла, вглядываясь в уходящий из-под ног луг и реку с тёмной водой далеко внизу.

Кружит над руслом пустельга, затаился бобёр в речных зарослях. Всё хорошо. Силы вокруг много — и в воде, и в земле, и в ветрах. Как там Добронега делает, когда старается? «Локоть-ладонь-пальцы»? — Анея невольно фыркнула.

Безо всякой особенной магии, лишь сделав чуть более зорким собственный взгляд, она видела высокого подтянутого мужчину в странном и нелепом одеянии — длинном, ниже колен, чёрном сюртуке с белоснежной рубахой под ним, чёрным галстуком-бабочкой и в высоком цилиндре. Анея Вольховна успела достаточно узнать об имперцах — перед ней был один из «лордов», как их прозывали простые обитатели юга.

Лорду кланялись почтительно, даже подобострастно. Тот в ответ кивал коротко и отрывисто. Пузатый невысокий человечек в кожаной тужурке и высоких сапогах, с пачкой светлых листов в руке что-то горячо объяснял.

Розмысел, видать, — «инженер», как таких звали имперцы. Ишь, волосья какие на лице — с боков отрастил, а подбородок бреет.

Лорд внезапно и резко вскинул руку. В ней что-то блеснуло, а затем — огонь, грохот, ударивший по ушам почти погрузившейся в транс ведуньи особенно сильно.

На тёмной серовато-синей поверхности реки взметнулся фонтанчик воды.

— Заметил! — охнула Анея.

Вода забурлила, какое-то существо рванулось к противоположному, северному берегу. Лорд резко выкрикнул команду, не прекращая стрелять.