Ведуньин Двор - Страница 4

Анея знала, на что способны многозарядные ружья и пистоли имперцев. У северян такого не было — только-только заполучили сколько-то всеми правдами и неправдами, стали разбираться, что в них и как.

Чёрная пустельга камнем рухнула с небес, выставив когти, целясь в лицо стрелявшему.

— Верея! — молодая ведунья уже тянула, поднимала из реки облака густого тумана, уже свивала ветер тугим комком, швыряя его, словно пушечное ядро, прямо туда, на правый берег.

Странная вещь — сила. Казалось бы, стихии тебе подвластны — рази! Пусти пал, сведи с неба палящие молнии, заставь самую мать-сыру землю расступиться; так, да не так.

Бьёт в кузне пудовым молотом могучий кователь, а потом из грубой его заготовки настоящий мастер творит уже конечную вещь. Ворожеи, ведуньи, чародейки — не молотобойцы, другой дар у них. Защищать и оборонять, а не уничтожать. Эвон, даже подземное пламя усмиряем, а не тушим, не губим его.

К стрелявшему лорду меж тем с завидной лихостью и быстрой выскочили сразу шестеро стрелков; припали на одно колено, вскинули длинные ружья; река перед ними уже почти кипела, клубы густого тумана вздымались над ней, словно над котлом, что стоит на сильном огне.

Ветер ударил в лица стрелкам, швырнул им в глаза пригоршни брызг, речного песка, даже мелких камешков. Подействовало, но не слишком — четверо из шести имели предусмотрительно опущенные круглые очки.

— Верея!

Старая ведунья замерла корявым древесным корнем. Не шелохнётся, точно так и померла стоючи.

Чёрная пустельга сшибла высокий цилиндр с лорда, когти её пробороздили ему щёку; вновь взмыла вверх, и в этот миг лорд, не обращая внимания на текущую по лицу кровь, вскинул руку — выстрел! выстрел! выстрел!

У пустельги подломились крылья, она камнем рухнула к земле — и точно так же оборвалось сердце у Анеи.

На посохе Вереи Велиславны яростным огнём вспыхнули янтарные глаза-вставки.

Незримая сила подхватила падающую соколицу, удержала над самой гладью реки; а туман уже смыкался, наползал на берег, и в нём тонуло всё — и машины, и люди.

Выстрелы поневоле стихли.

Из воды выбрался Ольг, пошатываясь, с него лила вода, окрашенная кровью. На берег незримая рука опустила чёрную пустельгу, и мальчишка подхватил её, несмотря на рану.

Анея сорвалась с места, ветер засвистел в ушах. Ну, карга старая, что я тебе говорила?! Погубила ребят, ни за что погубила!..

Старая же ведунья по-прежнему не трогалась с места. Только на посохе её горели жёлтым огнём глаза хищной птицы.

Дальше Анея уже не видела, потому что разом надо было держать и туман, и ветер, не ослабляя напора, потому что с того берега вновь хлопнул выстрел, за ним ещё и ещё. Стреляли, похоже, наугад.

Ольг шёл, шатаясь, неся в руках чёрный комочек перьев — пустельгу-Зорьку, и было это очень плохо, потому что раненый маг-превращальщик обычно возвращается в человеческий облик, а вот если не возвращается…

На глазах у Анеи из мглы у самого затылка парнишки вдруг соткалось что-то тёмное, вытянутое, небольшое; зависло на миг, словно камень, подброшенный вверх — да и упало в траву.

Ведунья никогда б этого не увидела, кабы не гнала сейчас на южный берег облака тумана, напрягая все чувства, и моля Зверя Земли, Большого Медведя, о помощи.

Пуля, поняла она. Это была пуля. И угодила бы она юнцу прямиком в голову, кабы не чары Вереи.

Такой щит набросить, так смерть отвести — поистине не столько великая сила нужна, сколь великое умение.

Ольг, хоть и раненый, а сердца не потерял, страху не поддался, не бежал сломя голову, раны не чувствуя, не полз, а спокойно шёл, и Анея знала — тот, кто учуял его истинную натуру под бобровой шкурой, ощутил бы это движение, отчаяние, бегство, судорожные попытки спастись. И Ольг это знал.

… Анея добежала до паренька, бледного, мокрого, в рубахе, испятнанной кровью на спине и правом боку. В глазах застыли слёзы, а на руках…

На руках чёрная птичка-соколица. Пустельга, нарядившаяся в вороновы перья.

Не в первый раз имела Анея дело с ранеными, хоть и не была целительницей по природе, как сестрица Добронега. Той стоило только руки наложить, а кровь уже сама останавливалась.

Вот она, дырка. Неглубокая, слабовато ударила пуля, случалось видеть куда худшее.

— Зорьку мне дай.

Мёртвый голос Вереи. И как она рядом-то оказалась? С места вроде б и не трогалась…

Чёрные крылья распростёрлись на траве. Грудь разворочена — прямо в неё угодила пуля.

Хорош же глаз у этого стрелка…

— Ольгом займись, — приказала старуха, да таким голосом, что Анея Вольховна вдруг ощутила себя вновь ученицей, набедокурившей и с ужасом ожидающей, чем сегодня угостит строгая наставница: ремешком или хворостиной? — Пулю вытащи. Жилы вместе сведи. Заразу изгони, чтобы огонь в кровь не проникнул. Давай, не стой! — хотя Анея и так уже делала всё (и многое иное), не нуждаясь в указаниях.

— Матушка Верея… Анея Вольховна… — у паренька подкосились ноги, Анея едва успела подхватить и усадить. Шок проходил, сейчас он почувствует боль — и молодая ведунья торопилась отрезать ей пути.

— Молчи. Анею слушайся, — старуха очень осторожно и нежно гладила крылья чёрной пустельги, и Анея невольно подумала, что делать тут уже нечего — нет больше Зорьки, не уберегла глупая карга, об башку б её дурную посох ейный изломать бы весь!..

Мальчишка слушался. Рана, по счастью, оказалась не столь тяжёлой, сверху вошла пуля, видать, вода задержала, пусть на чуть-чуть.

А вот Зорька…

Чего смотришь на неё, Верея?! Ты её убила, по дурости да гордости, передо мной рисуясь, на зрячего послала!..